Профессор Ягеллонского университета Мацей Рак хорошо известен славистам своим интересом к истории польской гуманитарной науки и серией архивных разысканий и публикаций, в том числе изданием писем ряда выдающихся польских диалектологов и этнологов с подробными комментариями [8] (см. рецензию на это издание в журнале Славяноведение. 2019. № 6. С. 124–129). Его работа в архивах Польской академии наук (PAN), Польской академии искусств (PAU) и других учреждений вызывает интерес не только историков польской науки, но и славистов других специальностей из разных стран. Обнаруженные им новые документы заполняют многие лакуны в истории славянской филологии и позволяют с позиций современной науки оценить вклад польских ученых в развитие разных гуманитарных дисциплин.

В рецензируемой книге объектом внимания автора стало недавно (в 2017 г.) обнаруженное им в архиве библиотеки Ягеллонского университета в Кракове рукописное наследие выдающегося польского ученого Яна Карловича (1836–1903), который известен как этнограф, языковед, фольклорист, музыколог, но прежде всего как автор «Словаря польских диалектов» (SGP) [3], один из трех авторов так называемого Варшавского словаря (SW) [5] и автор Словаря иностранных слов (SWO) [4], а также как многолетний редактор известного всем славистам этнографического журнала «<em>Wis</em><em>ł</em><em>a</em>», издававшегося в Варшаве с 1887 по 1922 г. Основная часть научного архива и корреспонденции Я. Карловича находится в Вильнюсе в Государственном историческом архиве Литвы и библиотеке Литовской Академии наук. Материалы вильнюсских архивов неоднократно изучались и частично публиковались как литовскими, так и польскими исследователями. Краковская часть архива Карловича, исследованная М. Раком, значительно меньшая по объему, содержит три части: (1) картотеку изданного «Словаря польских говоров» (SGP), (2) картотеку незавершенного и неизданного «Словаря польской мифологии» (Słownik mitologii polskiej – SMP) и (3) карточки к неосуществленному «Словарику литовской мифологии» (Słowniczek mitologii litewskiej – SML).

Если бы профессор М. Рак дал только подробный обзор этих картотек, это было бы уже значительным вкладом в историю славистики. Но он не ограничился представлением и анализом архивных материалов. В книге сделана попытка на основе этих материалов и анализа всего научного пути Яна Карловича заново оценить его вклад в развитие польской гуманитарной науки с учетом не только исторической и научной обстановки и состояния разных гуманитарных дисциплин в конце XIX в., но и в перспективе сегодняшнего дня. В результате фигура и личность Яна Карловича предстает перед читателем в новом свете: он оказывается не просто выдающимся диалектологом, лексикографом, этнографом, литуанистом, но и ученым, предвосхитившим некоторые современные направления в гуманитарной науке и прежде всего направление, известное теперь под именем этнолингвистики, в основе которого лежит представление о неразрывной связи языка и культуры и необходимости видеть в языке главный источник для реконструкции народных («наивных») представлений о мире. Такое представление одновременно органично и для науки XIX в., когда диалектология и народоведение (этнография) были ветвями одной дисциплины, и для современной науки, когда антропологический подход к языку и его носителю потребовал комплексного подхода к изучению «картины мира» на базе языка, фольклора, верований, обрядов и т.д. и нового сближения диалектологии с этнографией и фольклористикой.

В книге есть еще один план – это биографическая канва, линия жизни и научного творчества Карловича как цельной и значительной личности, чье мировоззрение оказывается созвучным нашему времени: ср. приведенные в книге слова Карловича, сказанные им в 1883 г. в связи с проблемой литовского самосознания: «Jeżeli chcemy, aby szanowano naszą odrębność plemienną, szanujmy ją u innych» (Если мы хотим, чтобы уважали нашу «племенную» индивидуальность, то мы должны уважать ее у других) (s. 148). Весь научный путь Карловича и судьба его наследия представлены в книге в их психологическом и драматическом напряжении, в их личностном преломлении. Нельзя без волнения читать о сыне ученого Мечиславе Карловиче, самоотверженно заботившемся о сохранении наследия отца, или о скромном варшавском библиотекаре В. Тачановском, который после смерти Карловича преданно трудился над окончанием диалектного словаря Карловича, затем был призван на русско-японскую войну и погиб там; о благородном труде Я. Лося по завершению и изданию диалектного словаря и др. М. Рак выступает в книге своего рода адвокатом Карловича, опровергая укоренившиеся несправедливые оценки его вклада в науку некоторыми современниками и показывая многогранность и истинный масштаб ученого и значение его трудов для последующего развития польской диалектологии, лексикографии, этнолингвистики и литуанистики. Нельзя сказать, что научная деятельность Я. Карловича до сих пор была обойдена вниманием исследователей, и М. Рак добросовестно ссылается на работы других ученых, посвященных трудам и биографии Карловича, но в рецензируемой книге научная биография и личность ученого представлена в наиболее полном, объемном и целостном виде.

Соответственно трем архивным находкам (картотеки SGP, SMP и SML) книга разделена на три главных части, в каждой из которых ставится и решается своя историографическая и исследовательская задача.

В первой части, посвященной SGP, по существу дается сжатый, но очень содержательный очерк истории польской диалектологии и лексикографии. Воссоздана в лицах научная атмосфера краковской академии наук в 70–80 годы XIX в., показано, как из дискуссий о типе словаря польского языка со временем вырастают проекты отдельных типов словарей – диалектного [9], старопольского [10], словаря иностранных слов. Современные слависты, привычно пользуясь словарями Б. Линде [7], Варшавским словарем (SW), «Словарем польских диалектов» Карловича, не всегда отдают себе отчет в том, что все это единая линия развития лингвистической науки: каждый новый словарь возникал на основе предыдущих, отталкиваясь от них и продолжая их, даже если ставил перед собой новые задачи или избирал новый аспект, как Карлович в своем SGP – первом в славистике диалектном словаре. М. Рак показал, что все это единый процесс научного поиска, совершенствования и раскрытия понятия «польский язык», обогащения и уточнения этого понятия.

В<strong> </strong>первом разделе историю создания SGP автору монографии удалось вписать и в общую историю польской диалектологии, и в личную научную биографию Карловича. Сравнение картотеки с печатной версией SGP показало, что все лексикографические проекты Карловича тесно связаны друг с другом и «вырастали» один из другого. Это сравнение позволило также точнее определить степень и характер участия Я. Лося в завершение и издание трех последних томов словаря. Это участие, по заключению М. Рака, никак нельзя считать соавторством, оно может быть определено только как редактура. В этом разделе большое внимание уделено критикам SGP (К. Нитчу, С. Урбаньчику и др.) и его защитникам (М. Карасю). Подробно, по пунктам рассмотрены все возражения К. Нитча и приведены убедительные доводы, объясняющие и оправдывающие позицию Карловича. Интересны свидетельства о том, как менялось название словаря: первоначально он фигурировал в переписке как словарь провинциализмов, но уже в 1890-е годы говорится о диалектном словаре. Публикуемые письма, официальные бумаги и фотографии карточек словаря с комментариями М. Рака позволяют представить себе способ работы Карловича, непрерывные поиски им все новых источников, иллюстраций и географических подтверждений включаемых в словарь диалектных слов. Внимательное сравнение картотеки с изданным текстом словаря позволило М. Раку установить, что далеко не все детали, уточнения, пометы, этимологические сведения, обнаруживаемые на карточках, попали в издание. Скрупулезность и трудоемкость работы Карловича над словарем наглядно иллюстрируют фотографии избранных карточек.

Раздел завершается анализом критических отзывов (К. Нитча, А. Брюкнера, А. Крыньского, Я. Лося и др.) на вышедший в 1900 г. первый том словаря и замысел всего грандиозного пионерского лексикографического предприятия Я. Карловича, а также позднейших оценок этого труда (К. Нитча, С. Урбаньчика, М. Карася и др.) и его влияния на развитее польской диалектной лексикографии, начиная от академического «Словаря польских говоров», который начал издаваться в 1977 г. [9], и кончая новейшими региональными словарями [6].

Второй раздел, посвященный этнолингвистике и названный «Pierwsze narodziny etnolingwistyki» (Первое рождение этнолингвистики), дает представление о картотеке «Словаря польской мифологии» (SMP), который не был завершен Карловичем, но создавался многие годы параллельно с диалектным словарем. Это самая значительная из архивных находок, поскольку об этом словаре практически ничего не было известно (если не считать его упоминания в некоторых частных письмах, которые М. Рак цитирует). Действительно, этот замысел Карловича для своего времени необычен и вместе с тем он очень созвучен тому пониманию этнолингвистики, которое сформировалось в конце XX в. в школе Е. Бартминьского и других этнолингвистических направлениях в славистике и активно развивается в наши дни. Различие касается по существу лишь терминологии. В понимании Карловича то, что сейчас называется языковой картиной мира и служит главным объектом этнолингвистики, – это <em>мифология</em>, которую он определяет как «podania (klechdy, bajki, legendy, tradycje), niektóre pieśni, zagadki, przysłowia, gadki, przypowieści, oracje, ucinki, przesądy, zabobony, zamawiania, zaklęcia, gusła, zwycaje i obyczaje, życie codzienne, dom, narzędzia, strój, czary, lekarstwa, obrzędy i obchody, gry i zabawy ludu – oto główne na dziś źródło mitologii przedchrześcijańskiej» (повествования (предания, сказки, легенды, рассказы), некоторые песни, загадки, пословицы, поговорки, былички, байки, суеверия, предрассудки, заговоры, заклинания, обычаи и обряды, повседневная жизнь, дом, орудия труда, одежда, лечебные ритуалы, народные игры и забавы – вот главный на сегодняшний день источник дохристианской мифологии). Такое понимание мифологии существенно отличается от господствовавшего в XIX в. понимания, при котором мифология – это высшие и низшие божества, управляющие миром, и сказания о них. Правда, и А.Н. Афанасьев в одном из писем свой труд «Поэтические воззрения славян на природу» называет «Славянская мифология» [1. С. 493]. Дело, конечно, не в термине, а в самом понимании объекта изучения, которое у Карловича близко к тому, которое характерно для современной этнолингвистики. Отличие своего подхода от подхода Афанасьева Карлович сформулировал в письме к В. Ягичу, имея в виду общеславянскую перспективу: «следовало бы написать не каталог так называемых божеств, а очерк взглядов славянина на мир и людей […], причем не в духе Афанасьева, ибо он говорит о “поэтическом воззрении”, которого не было, потому что “поэтическое воззрение” предполагает сознательность, а первоначальный взгляд был бессознательным» (s. 87). В отличие от Афанасьева, Карлович не ставил своей задачей реконструировать древнейшие представления языческих славян; он стремился воссоздать современный ему духовный мир польского крестьянина.

В совокупном научном творчестве Карловича SMP стал «четвертой пирамидой» и вместе с Варшавским словарем (SW), словарем иностранных слов (SWO) и польским диалектным словарем (SGP) должен был завершить всеохватное представление польского языка и польской народной культуры в их единстве. В этом ученый видел свою патриотическую миссию.

Картотека «Словаря польской мифологии» (SMP) насчитывает около 6 000 карточек; материал для этого словаря собирался параллельно с диалектной лексикой, но каждый из двух словарей имел собственную задачу и свою научную перспективу. Источниками для «Словаря польской мифологии» служили, помимо собственных полевых записей, многочисленные польские публикации по этнографии и фольклору, среди которых важнейшее место занимали труды Оскара Кольберга. В архиве, кроме карточек, заполненных не только Карловичем, но и его помощниками, содержатся выписки из фольклорных и этнографических источников, оттиски опубликованных статей, газетные вырезки, библиографические сведения.

Реконструкция источников словаря SMP потребовала от профессора Рака огромного труда, поскольку сокращения Карловича были и непоследовательны, и не всегда понятны. Кроме того, в ХIX в. не было тех строгих норм библиографического оформления, какие есть сейчас¹.

SMP был задуман как идеографический словарь; он должен был охватить все основные разделы польской народной культуры. Картотека включала 74 основные статьи (темы, ключевых слова): BIĆ, BARWY, BÓG, BRATOBÓJSTWO, BRUDNY – CZYSTY, BURZA, CHLEB, CHOROBY, CHOWAĆ, CHWIAĆ SIĘ, CIAŁO, CIĘŻAR, CZAROWNICA (JĘDZA), DAR, DNI, DOM (BUDYNEK), DOM (RODZINA), DROGA, DRZEWO, DUCHY, DZIECKO, EFFIGIE, GOŚĆ, GRY (IGRZYSKA), GÓRA, GRANICE, GWIAZDY, IDIOTA (OPĘTANY), IMIĘ, JEDNO, JEŚĆ, KAMIENIE, KARY, KOBIETA, KOŃ, KRAJ (OJCZYZNA), KRAŚĆ, KRÓL(OWA), KSIĘGI (PISAĆ, CZYTAĆ, UCZYĆ), KULT, KUPNO – SPRZEDAŻ, MASŁO, METAMORFOZA, MIEŚĆ, MIŁOŚĆ, MITOLOGIA, MLEĆ, MUZYKA, MYŚL, OBRAZ (BAŁWAN), OWADY, PADAĆ, POTWÓR, PRZEWRACAĆ, PTAKI, ROLNICTWO, ROŚLINY, ROZBÓJNIK, RYBY, SĄD, SŁOWO, SŁUŻYĆ, SMOK (LATAWIEC, AJTWARAS), STATKI (WODNE), STRZELAĆ, ŚWIĘCI, ŚMIERĆ, USZANOWANIE, WESELE, WIESZAĆ, WODA, ZIEMIA, ZWIERZĘTA, ŻYCIE. На карточках присутствуют знаки, которые указывают, что статьи могут быть расположены и в алфавитном, и в содержательном (идеографическом) порядке. На основании некоторых статей, писем и высказываний Карловича, М. Рак делает вывод, что идеографический принцип для Карловича был предпочтительным, поскольку он считал «мифологию» разделом философии. При такой структуре словарь должен был бы включать следующие крупные разделы: Космология (Kosmografia), Атмосфера (Powietrznia), Камни (Kamienie), Растения (Rośliny), Животные (Zwierzęta), Человек (Człowiek).

Каждая тема (среди которых и такие крупные, как Животные и Растения) разрабатывалась с учетом основных содержательных и функциональных аспектов соответствующего фрагмента культуры. Например, раздел «Человек» должен был иметь следующую структуру: 1. Имя; 2. Тело; 3. Жизнь–смерть; 4. Чистый–грязный; 5. Болезни; 6. Есть, Хлеб, Молоть, Земледелие, Масло; 7. Любовь; 8. Мысль, Слово, Образ (идол), Книги (писать, читать, учить), Мифология, Музыка; 9. Культ, Бог, Святые, Духи, Чудовище, Одержимый, Ведьма (чапрвница), Оборотничество (метаморфозы), Дни, Игры (игрища); 10. Свадьба, Дар; 11. Дом, Семья, Женщина, Ребенок; 12. Царь (король), Царица (королева); 13. Гость, Уважение; 14. Братоубийство, Красть, Разбойник, Суд, Наказание; 15. [Действия] Бить, Прятать-хранить-растить (Chować), Качаться-колебаться, Купля–Продажа, Мести, Падать, Переворачивать, Служить, Стрелять, Вешать; 16. [Устройства и машины] Судна (водные). В качестве иллюстрации структуры более частной темы приводится план темы «Хлеб». По сути дела, это схематическое представление целой монографии, дающей всесторонний анализ народных представлений и обычаев, связанных с хлебом. Предусматривались следующие тематические рубрики: 1. Хлеб вообще; 2. Хлебные крошки; 3. Приготовление теста; 4. Баранки, Лепешка, Булка; 5. Лепешка с чем-л. запеченным внутри (монета, миндаль и т.п.); 6. Дежа, квашня; 7. Колдовской хлеб; 8. Свадебный хлеб; 9. Хлеб и соль; 10. Заплесневелый хлеб; 11. Суеверия, связанные с хлебом. Когда люблинский этнолингвистический словарь SSSL дойдет до этой темы, то схема ее разработки, данная Карловичем, будет для него безусловно полезной, несмотря на то что на тему хлеба существует в наше время большое число книг и статей. М. Рак сравнивает схему словаря Карловича с отражением этой темы в московском словаре «Славянские древности»; к приведенным им параллелям можно было бы добавить такие статьи СД, как Дежа, Булочка, Печенье, Закваска, Калач, Крошки, Тесто и др., в которых также затрагивается тема хлеба.

В особом параграфе этого раздела М. Рак предпринимает сравнение «Словаря польской мифологии» Карловича с люблинским этнолингвистическим словарем SSSL и c московским словарем «Славянские древности» и показывает, что опыт Карловича во многом предвосхитил современные лексикографические и этнолингвистические труды. М. Рак приходит к выводу, что картотеку SMP вряд ли стоит публиковать целиком, поскольку остается слишком много вопросов и неясностей, которые без автора невозможно разъяснить, не говоря уже о том, что по многим темам в наши дни существует большая литература, в значительной мере меняющая наши представления о предмете. Но, может быть, ее можно было бы опубликовать как «Материалы к SMP»?

Будучи уроженцем Литвы, Я. Карлович на протяжении всей своей жизни интересовался литовским языком, публиковал статьи о литовской топонимии и антропонимии, интересовался литовским фольклором, обычаями и мифологией литовцев. Он приветствовал культурное возрождение в Литве, поддерживал научные и личные связи с видными деятелями литовской литературы и культуры. В своем журнале «<em>Wis</em><em>ł</em><em>a</em>» он публиковал статьи и материалы литовских авторов по этнографии и фольклору; переводил на польский язык статьи литовских ученых; в польской и чешской иллюстрированных энциклопедиях Карлович опубликовал 26 статей, посвященных литовским мифологическим персонажам.

Найденная М. Раком в архиве картотека (289 карточек) неосуществленного словарика литовской мифологии (SML) служит важным дополнением к литуанистическому наследию Карловича. Этой картотеке посвящен третий<strong> </strong>раздел монографии М. Рака. На заглавной карточке название словаря дано в сокращении: Słowniczek Lit. mit., а его расшифровка (Słowniczek mitologii litewskiej) принадлежит М. Раку. Отметим, что мифология понимается в этом случае совершенно иначе, чем в словаре польской мифологии SMP, а именно не как совокупность всех разделов традиционной духовной культуры, а как пантеон высших и низших мифологических существ (в соответствии с принятым в литовских исследованиях разграничением теонимов и мифонимов; причем под теонимами подразумеваются имена дохристианских божеств). Можно предположить, что порядок слов в названии словаря и написание mit. со строчной буквы указывают на то, что это некое дополнение, уточнение к общему названию Słowniczek Lit. (Литовский словарик) и касается оно именно мифологических персонажей. То есть речь идет, возможно, лишь об одном фрагменте словаря, а не о словаре мифологии в целом. На карточках лишь в некоторых случаях даются дефиниции (например <em>Dziwswitis</em><em><strong> </strong></em><strong>‘</strong>bóstwo morskie Litwinów nad Bałtykiem’, <em>Kaukie</em><em><strong> </strong></em>cf. <em>Kaukarus</em><em> </em>‘duchy domowe, drobne, rodzaj Ajtwarów’, <em>Wiejes</em><em><strong> </strong></em><strong>‘</strong>wiatr, olbrzym, który wraz z Wandusem potop czyni’, <em>Wisije</em><em><strong> </strong></em>(zap. -a) jedno z imion ognia, <em>Żalini</em><em> </em>‘duch miłości’); в основном же приводятся в сокращениях отсылки к источникам, где соответствующие персонажи упоминаются; в некоторых случаях даются краткие этимологические сведения. В литовском Государственном историческом архиве в Вильнюсе хранится рукопись составленного Карловичем пособия для полевой собирательской работы на территории Литвы, где отмечается, что литовская мифология относится к наименее изученным, а имеющиеся сведения отрывочны, неточны и требуют тщательной проверки. Материалы картотеки Карловича оказываются первым в польской науке опытом систематического представления литовской мифологии.

Рецензируемая книга содержит также ценное приложение, в котором М. Рак на основании анализа картотеки «Словаря польской мифологии» систематизирует порядок следования разделов и подразделов словаря, реконструируя, таким образом, всю его содержательную структуру. Завершается книга списком архивных источников и цитируемой литературы, включающим труды современников Карловича, статьи о его творчестве, критические и аналитические работы исследователей вплоть до последних лет и насчитывающим более 600 позиций. Дается резюме на английском, русском и литовском языках.

Завершая этот по необходимости краткий обзор, необходимо сказать, что книга М. Рака о выдающемся польском ученом – диалектологе, лексикографе, этнолингвисте и литуанисте – Яне Карловиче является ценным вкладом в историю польской, славянской и литовской гуманитарной науки. Она вводит в научный оборот богатый новый архивный материал и позволяет убедиться, что многие современные идеи и подходы имеют свои истоки в трудах наших предшественников. Книга представляет фигуру и творчество Яна Карловича в более полном свете и вносит существенные коррективы в оценку его деятельности. В книгу вложен огромный труд архивных разысканий, реконструкции источников, комментирования, поисков и сверки библиографии. Все это потребовало от автора книги разносторонней подготовки в самых разных областях филологии, этнографии, фольклористики, истории. Только на этой научной основе оказалось возможным показать, что Яну Карловичу принадлежит немало идей и замыслов, опередивших свое время, и обогатить наши знания о личности и творчестве этого выдающегося польского ученого XIX в.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

СД – Славянские древности. Этнолингвистический словарь / под общей ред. Н.И.Толстого. М.: Международные отношения, 1995–2012. Т. 1–5.

PAN – Polska akademia nauk

PAN – Polska akademia nauk i umiejętności (Kraków)

SGP – <em>Karłowicz</em><em> J.</em> Słownik gwar polskich. Kraków, 1900–1911. T. 1–6.

SML – <em>Karłowicz</em><em> J.</em> Słowniczek mitologii litewskiej (картотека)

SMP – <em>Karłowicz</em><em> J.</em> Słownik mitologii polskiej (картотека)

SSSL – Słownik stereotypów i symboli ludowych / koncepcja całości i red. J. Bartmiński . T. I. Kosmos, z. 1. Niebo, światła niebieskie, ogień, kamienie. Lublin, 1996; z. 2. Ziemia, woda, podziemie. Lublin, 1999; z. 3. Meteorologia. Lublin, 2012; z. 4. Świat, światło, metale. Lublin, 2012; T. II: Rośliny. z. 1: Zboża, Lublin, 2017; z. 2. Warzywa, przyprawy, rośliny przemysłowe. Lublin, 2018; z. 3. Kwiaty. Lublin, 2019; z. 4. Zioła. Lublin, 2019.

SW – <em>Karłowicz</em><em> J.</em>, <em>Kryński</em><em> A</em>., <em>Niedźwiecki</em><em> W</em>. Słownik języka polskiego. Warszawa, 1900–1935. T. 1–8.

SWO – <em>Karłowicz</em><em> J. </em>Słownik wyrazów obcego a mniej jasnego pochodzenia używanych w języku polskim. Kraków, 1894–1905. Z. 1–3.