Везде
Years of hope: the new left in Bolivia, 1960—1980
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Years of hope: the new left in Bolivia, 1960—1980
Annotation
PII
S0044748X0016571-7-1
DOI
10.31857/S0044748X0016571-7
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Andrey Schelchkov 
Affiliation: Institute of World History, RAS
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 10
Pages
41-56
Abstract

This work is devoted to the emergence of the "new left" movement in Latin America in the 60s, considering as an example Bolivia. Here it is proposed to analyze the “new lefts” that arose as a result of the crisis of traditional orthodox Marxism and communism, and not those leftists that emerged on the continent after the collapse of the USSR and the dramatic changes in the left political space, the emergence of various variants of “socialism of the 21st century”, also called "new". In Bolivia, the “new left” was formed from the search for a synthesis of Marxism and nationalism, the renewal of the ideas of socialism at the expense of Western, unorthodox Marxism, and an alliance with social Catholicism. All the political and ideological currents of the "new left" arose under the dominant influence of the Cuban revolution, the guerrilla of Che Guevara, “theology of liberation” and the "world revolution" of 1968. This phenomenon had a short existence, entering a deep crisis in the late 80s, but at the same time leaving a rich legacy for the next generations of the Bolivian left, and there is a clear continuity between the “new left” of the 60s and 70s and today's Latin American left.

Keywords
new left, Bolivia, left nationalism, Christian democratic, «Espartaco», MIR
Received
30.01.2021
Date of publication
29.09.2021
Number of purchasers
14
Views
1571
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf
1 Формирование «новых левых» в Боливии явилось результатом близких и взаимосвязанных процессов, проходивших, во-первых, в старых марксистских партиях, где копилось недовольство доктринальной бесплодностью и вертикализмом партийной жизни, во-вторых, на левом крыле традиционного популизма, «революционного национализма», представители которого пытались найти в марксизме более прочную основу будущей ре волюции, и в-третьих, в среде левых христианских демократов, социал-католиков, также искавших синтеза с новыми революционными теориями и марксизмом. Именно эти политические силы и стали тремя источниками возникновения течения «новых левых».
2 Данное исследование методологически опирается на многочисленные работы предшественников, изучавших феномен «новых левых», исходя из критического подхода к левым теориям общественного развития, среди которых следует выделить Перри Андерсона, Эдварда П.Томпсона, Михаэля Лёви, Эрнесто Лакло и Энцо Траверсо1. Базовым остается анализ «новых левых» аргентинца Оскара Терана, методологические подходы которого послужили основой для данной статьи. Близкие боливийским характеристики имеют и перуанские «новые левые», что продемонстрировано в работах Марио Меса Базана [1, р. 3172].
1. Андерсон П. Размышления о западном марксизме. На путях исторического материализма. М., Common place, 2016; Lowy M. El marxismo en América Latina. Santiago de Chile, LOM, 1980; Lowy M. The Theory of Revolution in the Young Marx. Boston, Brill, 2003; Laclau E. Politics and Ideology in Marxist Theory. London - New-York, Verso, 1977; Traverso E. Melancolía de izquierda. Marxismo, historia y memoria. Buenos Aires, FCE, 2018.
3 Выдающийся английский историк-марксист Э.П.Томпсон отмечал, что «новым левым» свойственно особое внимание к демократии, судьба которой в результате деятельности «старых» левых представлялась печальной в странах реального социализма. Другой стороной этого течения было стремление вернуться к народным корням социального и национального освобождения. Общей чертой всех «новых левых» являлся интернационализм, а применительно к континенту особое место занимала идея латиноамериканской революции. Налицо было также особое отношение к проблемам культуры и этики революции, порой противопоставляемых чисто экономическому детерминизму «старых левых» [2, рр. 85-86]. 1960-е годы оказались сложными политически, но богатыми на зарождение новой, продуктивной мысли на всем континенте. Например, об этой особой атмосфере аргентинских 60-х годов О.Теран писал: «В интеллектуальной сфере течения различной идейной традиции создали особое явление критической культуры… Сартровский экзистенциализм предложил благоприятный идейный климат, подтолкнул к «социализации» и «национализации» повестки дня» [3, р. 25]. Марксизм был принят всеми течениями левых, в том числе и сильно отстоявшими от него в предыдущий период, как, например, левыми католиками, поскольку, по словам видного представителя аргентинских «новых левых» Хосе Арико, «марксизм стал основой знания нашей эпохи, мы все в той или иной степени марксисты» [4, р. 76]. Все это применимо и к боливийской ситуации.
4 «Новые левые», по мнению одного из основателей британского неомарксизма Стюарта Холла, появились в обстановке, сложившейся после ХХ съезда КПСС с его критикой сталинизма, но событиями, давшими толчок к обособлению этого течения, стали подавление советскими войсками Венгерского мятежа 1956 г. и франко-британская интервенция в Суэцком канале. Все это в комплексе создало в среде будущих «новых левых» настрой на противостояние и западному империализму, и курсу СССР. С.Холл отмечал два основных временных этапа формирования «новых левых». Во-первых, 1956 г., связанный с советской интервенцией в Венгрию и с разоблачением «культа личности», а во-вторых, «мировая революция» 1968 г., ознаменовавшая крушение старых культурно-психо-логических устоев капитализма и социализма [5, рр. 177-179]. Применительно к Латинской Америке следовало бы добавить еще и 1959 г. — победу Кубинской революции, породившей надежду на освобождение, но и создавшей массу проблем традиционным левым. В движении «новых левых» нашли свое выражение независимые традиции социализма, демократии, недогматического восприятия марксизма и других левых течений. В Латинской Америке они, в свою очередь, привели к появлению различных «национальных» течений социализма, в том числе и на фланге, который называли «национально-народным».
5 Латиноамериканские «новые левые» появились либо в результате раскола традиционных левых — социалистов и коммунистов, либо зародились внутри популистских движений как отдельное течение «левого национализма, или марксистского национализма» [3, рр. 92-95]. В 60-е годы ХХ в. происходили серьезные идеологические процессы размежевания в рядах «старых» левых. Стресс, вызванный Кубинской революцией, советско-китайским разрывом, герильей и событиями 1968 г., привел к многочисленным выходам из этих партий групп и лиц, искавших новых рецептов революционной деятельности [6, рр. 2757-2771]. Их устремления совпадали со схожими мотивами диссидентов из националистических, популистских движений. Слияние этих течений привело к возникновению «новых левых», главной характеристикой который стал не только радикальный антикапитализм, но и идейный поиск, включавший обращение к трудам «молодого Маркса», работам Розы Люксембург, Антонио Грамши, европейскому неомарксизму и структурализму (главным образом Луи Альтюссеру), национализму, экзистенциализму, революционному христианству. «Новые левые» отвергали не только реформистские и умеренные политические задачи традиционных левых, прежде всего, коммунистов, но и их вертикальную модель построения партий.
6

Первые группы «новых левых»
7 После Национальной революции 1952 г. в Боливии доминирующей политической силой стало Националистическое революционное движение (Movimiento Nacionalista Revolucionario, MNR), а идеологией — «революционный национализм». На левом фланге ему противостояли «традиционные» левые партии — троцкисты и коммунисты. Одной из причин возникновения такого многогранного политического и идейного движения, как «новые левые», была утрата коммунистами и троцкистами своего монопольного положения. Одной из отличительных черт периода появления «новых левых» стал растущий политический и идейный плюрализм на левом фланге.
8 В 60-х годах ХХ в. из-за политики MNR в Боливии наступил глубокий внутриполитический кризис. Рабочее движение порвало с правящей партией. В 1964 г. левый сектор MNR во главе с Хуаном Лечином сформировал Левую революционно-националистическую партию (Partido Revolucionario de la Izquierda Nacionalista, PRIN). Помимо PRIN из «материнского» тела MNR вышла левая группа молодежи «Спартак» (Espartaco)2, в которую входили Амадо Канелас, Пабло Рамос Санчес, Альберто Муньос де ла Барка, братья Кисберт (Вальтер и Октавио) и Дульфредо Руа Бехарано [7, л. 142]. Затем к ним присоединился будущий выдающийся боливийский мыслитель, а тогда молодой политик и самый молодой министр во втором правительстве Виктора Паса Эстенссоро (1952—1956, 1960—1964, 1985—1989) Рене Савалета Меркадо.
2. Большую часть данных об этой группе автор почерпнул из записанного им интервью с одним из ее основателей Пабло Рамосом Санчесом в августе 2020 г.
9 Espartaco появился в конце 50-х годов как кружок по изучению революции и марксизма внутри MNR. В начале 1960-х из-за серьезных разногласий с руководством MNR группа перешла на полулегальное положение и в 1962 г. провела свой съезд, на котором объявила себя марксистско-ленинской партией. За эти годы она превратилась в общенациональное движение, в котором преобладали студенты, интеллигенция и рабочие.
10 Кубинская революция стала решающим фактором для активизации этой группы и ее перехода к политической деятельности. Группа выступала с прокубинских позиций, более того — считала себя участницей процесса, начатого Кубинской революцией. При этом идеи фокизма, особенно ярко выраженные в работах Режи Дебре, разделяли лишь небольшое количество «спартаковцев». Отношения как с Коммунистической партией Боливии (Partido Comunista de Bolivia, PCB), так и с маоистами были сложными, а PCB неприязненно относилась к критике в свой адрес, и тем более к критике СССР. Хотя в начале 60-х годах некоторые активисты предлагали, чтобы Espartaco вступила в PCB, по итогам внутренней дискуссии было решено укреплять свою партию как проект объединения всех левых. Впрочем, после военного переворота 1964 г. многие «спартаковцы» все же перешли в компартию [7, л. 143].
11 Члены Espartaco увлекались китайским опытом, в частности, видя в маоизме адекватную марксистскую оценку национальной действительности применительно к Боливии. Они, являясь диссидентами MNR, объявляли себя наследниками Национальной революции, призывая к синтезу идей «революционного национализма» и марксизма. Группа также интересовалась неортодоксальными идеями, теорией зависимости и терсермундизмом. Espartaco стала первым явлением «новых левых» в Боливии.
12

Герилья — новый вызов
13 Герилья Че Гевары в Боливии и гибель ее лидера вызвали глубокий кризис внутри левых сил, в том числе и в Espartaco. Пока шла партизанская война, «спартаковцы» поддерживали партизан, некоторые искали контакта с ними, желая присоединиться, что было непросто. В 1967 г. в Espartaco сформировалась фракция фокистов, члены которой выступали за приоритет вооруженной борьбы и тактики герильи. Однако партийное большинство их не поддержало, так как главная тактика движения состояла в политической борьбе и мобилизации масс.
14 Герилья ускорила процесс формирования движений «новых левых», которые в 1971 г. привели к созданию Социалистической партии (Partido Socialista, PS) Марсело Кироги Санта Круса и Левого революционного движения (Movimiento de Izquierda Revolucionaria, MIR). Прямым продолжателем герильи Че Гевары стала Армия национального освобождения (Ejército de Liberación Nacional de Bolivia, ELN) во главе с Инти Передо. Самый серьезный кризис претерпела PCB: большой ущерб был нанесен не только ее репутации, но и руководящим кадрам. Многие коммунисты как прокитайской, так и промосковской партий покинули их ряды. Некоторые присоединились к ELN, готовившей новую герилью в Боливии. Возобновление герильи было предпринято ELN в Теопонте в 1970 г.
15 Герилья и кровавая «резня Сан-Хуана» в 1967 г. привели к брожению даже в проправительственных партиях. Молодежь в Христианско-демо-кратической партии (Partido Demócrata Cristiano, PDC) разделилась. Появилось радикальное левое крыло, молодые католики стали поддерживать революционные политические тенденции. Отражением этих настроений стала популярная тогда повесть «Основатели зари» Ренато Прады Оропесы, получившая в 1969 г. премию «Дома Америк». Опубликована она была ранее, когда в Боливии еще шла герилья. Важен сюжет этой повести, напрямую связанный с партизанской борьбой. Протагонистом является молодой семинарист, присоединившийся к герилье, что отражало реальные процессы, происходившие в среде боливийской молодежи, объединявшейся в католических организациях [8, р. 47].
16 Левое течение демохристиан сформировалось под воздействием широко распространившейся на континенте теории «теологии освобождения», призывавшей католическую молодежь к вооруженному сопротивлению во имя национального и социального освобождения [9, р. 25]. В 1969 г. на съезде партии в Потоси левая фракция PDC покинула партийные ряды и основала Революционную христианско-демократическую партию (Partido Demó-crata Cristiano Revolucionario, PDCR), в которую вошли Хорхе Риос Даленс, Антонио Аранибар, Адальберто Куахара и другие боливийские политики [10, рр. 66-67]. «Революционные демохристиане» стали увлекаться не просто революционной, геваристской практикой, но и решительно повернули к марксизму. Особую популярность среди них имели работы творца «теории зависимости» Андре Гундера Франка и чилийской социалистки Марты Харнекер [11, р. 57].
17 Члены PDCR были близки к геваристам ELN, и их даже считали «политическим крылом» военной организации ELN, что было не так, хотя взаимосвяз и сотрудничество были установлены. Они отмежевались от фокизма ELN, выбрав своей тактикой «революционное повстанчество масс» [12, рр. 28-31]. С началом герильи ELN в Теопонте левые демохристиане выразили ей свою солидарность, но предпочли остаться в легальном политическом поле.
18

Драматические 1970-е
19 В это время до Боливии докатилась всемирная революционная волна, начатая французским маем 1968 г. В стране бурлили студенты, молодежь, происходила «университетская революция», ставшая важным политическим фактором, повлиявшем на ситуацию в Боливии в целом. Это был поколенческий вызов «старым» левым партиям. Помимо мировых, точнее всеобщих тенденций, влиявших на боливийскую молодежь, важно учитывать, что это было поколение, выросшее после и во время Национальной революции, пережившее пору надежд и фрустраций. Это было поколение, при котором не быть левым считалось признаком отрицания прогресса, молодости, жизни. Молодежь и студенты стали основной питательной средой «новый левых».
20 Приход к власти Хуана Хосе Торреса (1970—1971 гг.) вызвал подъем левых сил, внутри которых стали образовываться новые группы и партии, претендовавшие на главенствующую роль в революционном процессе. Таковым было движение MIR, ставшее частью общеконтинентального процесса создания одноименных партий, провозглашавших цель континентальной революции и критиковавших традиционные левые партии за реформизм и европоцентризм. Боливийское MIR было создано в 1971 г. Инициатором его создания стала Espartaco. Само название MIR вызывало некоторые сомнения: существовали широко известные чилийский, перуанский и венесуэльский MIR, которые выступали исключительно за вооруженную борьбу, что не имело места в боливийском случае. Генеральный секретарь Espartaco Пабло Рамос Санчес все же настоял на этом названии, которое было символическим для «новых левых» в Латинской Америке.
21 В качестве второй составляющей MIR выступила PDCR. В основном это была студенческая группа [11, р. 50]. После событий герильи в Теопонте она резко радикализировалась и искала союза с другими революционными силами, чтобы создать «политико-военный авангард» рабочего класса в борьбе за национальное освобождение и социализм. Революционные демохристиане критически относились к коммунистам и троцкистам, считая их замкнутыми объединениями, неспособными к руководству массами. PDCR видела в студенческой молодежи главный субъект революции и ее руководящую силу [12, рр. 28-31].
22 25 мая 1971 г. был создан Комитет революционной интеграции MIR. Его задача состояла в подготовке учредительного съезда движения на основе идеологического единства, которое должно было определяться через газету Vanguardia. В его состав вошли РDCR, Espartaco и независимые марксисты, среди которых уже в то время выделялся будущий лидер партии Хайме Пас Самора (1989—1993 гг.). В состав членов организации также вошел и Рене Савалета Меркадо. В 60-е годы Пас Самора, находясь в Европе, испытал влияние идей Мао Цзэдуна. По возвращении в Боливию он входил в маоистскую группу «Сталин» (Stalin), но впоследствии разочаровался в маоизме. Лидер маоистской компартии Оскар Самора приходился ему дядей. Другим его дядей был Виктор Пас Эстенссоро, несколько раз занимавший пост президента Боливии. Его младший брат Нестор присоединился к герилье в Теопонте, где и погиб [13, р. 82]. Помимо Паса Саморы в группу независимых марксистов — основателей партии, имевших личный опыт европейского 1968 г. и привнесших в Боливию новые подход к марксизму, проблематику и дискурс, входили Кармен Перейра и Рикардо Наварро. На тот момент крупнейшей фигурой в новой партии был Хорхе Риос Даленс, убитый в 1973 г. в Чили после переворота Аугусто Пиночета [10, р. 69].
23 Новая партия объявила себя марксистским-ленинским авангардом пролетариата в борьбе за социалистическую революцию. В заявлении ее комитета говорилось: «Мы, христиане и марксисты, должны создать революционный инструмент, благодаря которому насилие масс станет катализатором народного восстания» [12, р. 39]. Среди членов MIR особый интерес вызывали работы западных последователей марксистских идей, прежде всего, идеи Антонио Грамши. Для некоторых из них, например, для Савалеты Меркадо, последний стал путеводителем в погружении в марксизм, который подчеркнуто называли «критическим марксизмом», то есть неортодоксальным [14, р. 16]. Марксизм Савалеты был ленинизмом, дополненным грамшианством и наоборот [15, р. 163]. Более того, со временем его марксизм превратился в своего рода местный (боливийский) марксизм. И если это постепенное «завоевание» марксизма одних привело к новым идеям западных левых, то других, например, того же Савалеты Меркадо или Рамоса Санчеса — к укреплению более традиционного, почти ортодоксального спектра марксистских взглядов; правда, путь к ним пролегал через освоение работ Грамши и Альтюссера.
24 Учредительный съезд MIR не удалось провести из-за правого военного переворота Уго Бансера Суареса (1971—1978 гг., 1997—2001 гг.), произошедшего в августе 1971 г. [16, р. 24]. Однако 7 сентября 1971 г. комитет в подполье постановил, что MIR уже создан и начал формировать сеть подпольных ячеек [17, р. 4]. В партии сложилась специфическая ситуация: лидеры из Espartaco оказались в эмиграции, в основном в Чили, в стране остались бывшие члены PDCR и независимые во главе с Пасом Саморой. У нее не было единого лидера, и это было обусловлено принципиальными соображениями о новом типе политической организации, преодолевающей недостатки традиционного вертикализма и каудильизма. Партией руководила коллегия из трех человек — Хайме Паса Саморы, Антонио Аранибара и Оскара Эида Франко. Такое положение просуществовало до 1984 г., впрочем, с 1986 г. единоличное лидерство Паса Саморы стало неоспоримым.
25 Оставшиеся в стране Пас Самора и Аранибар выступали за вооруженное свержение диктатуры, за переворот, но не за социальную революцию. Эти идеи были положены в основу их воззвания «Стратегия борьбы MIR». Пас Самора предлагал союз с антибансеровскими военными, поддерживая возможный переворот. Против этой путчистской линии выступили находившиеся в эмиграции в Чили П.Рамос Санчес, Р.Савалета Меркадо и А.Куахара. Они выступили с документом «Против националистической стратегии MIR», в котором отмежевались от тезисов Паса Саморы, обозначив первый раскол в истории движения [18, р. 40]. Их фракция не смогла оформиться в отдельную организацию, поскольку многие ее члены вступили в PCB (Р.Савалета, А.Куахара и др.). Дульфредо Руа сначала также вступил в PCB, но затем воссоздал Espartaco (MRE), которое в 1984 г. влилось в Соцпартию-1 (Partido Socialista-1, PS-1). Кроме того, в 1972 г. Пас Самора настоял на том, чтобы подпольный комитет MIR принял резолюцию, согласно которой действительными считались исключительно решения партии, принятые руководством, находящимся на территории Боливии, без учета мнения эмигрантов, что стало еще одним знаком раскола.
26 В начале 1970-х MIR позиционировала себя как ядро «военно-политического авангарда», способного повести массы к социализму и национальному освобождению, подчеркивая свою приверженность насильственным революционным действиям [16, р. 22]. В движении заявляли, что оно представляет собой попытку преодолеть ограниченность «научного социализма», успешного только в теории, и «революционного национализма», имевшего богатую политическую практику; MIR — это народная и революционная альтернатива [17, р. 4].
27 С самого момента стратегия партии строилась на сочетании разнонаправленных тенденций и идей. Это касалось и вопроса революционной борьбы. Аранибар заявлял, что партия является авангардом рабочего класса и выражает интересы пролетариата, а Каухара утверждал, что главной силой революции станет крестьянство. В этот период MIR была очень радикальна. Уже тогда выделились два крыла: одно — с революционными марксистскими убеждениями, второе — правое, социал-демократическое и склонное к старой креольской политике верхушечных альянсов [19, р. 235]. Одной из особенностей MIR был тот факт, что через нее прошли многие политические лидеры страны поколения конца ХХ — начала ХХI в. левоцентристского направления [18, р. 85].
28 Помимо MIR к «новым левым» следует отнести PS М.Кироги Санта Круса. Этот яркий представитель «новой левой» вышел из политического круга самых реакционных сил, поддерживавших режим Рене Баррьентоса Ортуньо (1964—1969 гг.). Однако он прошел удивительную эволюцию к социализму и марксизму. Идейная платформа Кироги базировалась на возрождении духа Национальной революции, антиимпериализме и «подлинном революционном национализме» [20, р. 32]. Этот боливийский политик склонялся к синтезу марксизма и национализма, и было неудивительно, что он высоко оценивал идеи «левого перонизма» в Аргентине, особенно, Хорхе Абелардо Рамоса. Кирога считал необходимым создать течение «национальной левой», которая в первую очередь будет «революционной левой». В июне 1968 г. он приходит к убеждению о своевременности создания такой партии в Боливии. Пришедшие в 1969 г. к власти военные-реформисты во главе с генералом Альфредо Овандо Кандиа (1969—1970 гг.) обратили внимание на яркого политика, отличавшегося левыми радикальными заявлениями, и Кирога стал министром горнорудной промышленности.
29 Созданная Кирогой в начале мая 1971 г. на съезде единомышленников PS заявляла о себе как о партии революционного авангарда: «Это — новая идеология, идеология класса трудящихся, это — новое главное действующее лицо — рабочее движение, это — новый освободительный проект — социализм, это — новый инструмент революционной борьбы и революционных действий — Социалистическая партия Боливии». Такой вариант социализма состоял в новой «народной институционности» — в «демократическом режиме масс и ликвидации бюрократической диктатуры при сохранении политического плюрализма» при опоре на «социалистические формы производства». Партия заявляла, что является участником общеконтинентальной социалистической революции [20, p. 385].
30 На учредительный съезд соцпартии приехало впечатляющее число делегатов со всей страны — 573 человека. Это было слияние четырех организаций, крупнейшей из которых была левонационалистическая Группа Фронта рабочего революционного действия (Grupo FARO) во главе с министром здравоохранения в правительстве Торреса Гильермо Апонте Бурела. Новая партия представлялась перспективной альтернативой «старым левым». К социалистам ушли многие члены других левых партий и даже часть правых фалангистов [21, р. 303].
31 После переворота Бансера в августе 1971 г. и установления террористической диктатуры левые силы переживали кризис. Тем не менее у многих левых сохранялась иллюзия способности к вооруженному сопротивлению. Социалисты, миристы и ELN совместно с бывшими деятелями режима Торреса пытались договориться о координации действий по подготовке восстания. Этот курс на революционный переворот активно поддерживали кубинцы, о чем в феврале 1971 г. советскому посольству заявил секретарь ЦК кубинской компартии Хесус Монтане Оропеса [22, л. 209]. Однако репрессивные силы режима были сильнее, а подполье — дезорганизовано.
32 Социалисты, как и коммунисты, характеризовали режим Бансера как фашистский, но опять же, как и коммунисты, отвергали фокизм и герилью. Они провозглашали курс на подготовку вооруженного восстания для решительного удара по диктатуре в союзе с другими левыми партиями при руководящей роли пролетариата, признавая плюрализм и большие идеологические разногласия в лагере боливийских левых [23, л. 286]. Специально оговаривалось, что восстание может произойти только при наличии объективных и субъективных условий.
33 В ноябре 1971 г. в Сантьяго-де-Чили боливийские левые, в том числе социалисты и миристы, создали Революционный антиимпериалистический фронт (Frente Revolucionario Antiimperialista, FRA), принявший стратегию вооруженного сопротивления диктатуре. В 1972 г. представительная делегация FRA была принята и поддержана Фиделем Кастро, пообещавшим политическую и материальную поддержку. Куба обязалась поставить оружие, договорившись с чилийцами, которые взяли на себя обеспечение транзита [24, л. 131-132]. После этой поездки партии FRA должны были, в соответствии с договоренностями с кубинцами, организовать вооруженные действия. Следовало решить следующее: какие партии выдвинут бойцов, в каком районе и под чьим командованием они будут действовать, каков будет общий план операций [25]. На эти вопросы члены FRA не смогли дать четкого ответа, и под грузом внутренних противоречий и разногласий данное объединение вскоре перестало существовать.
34 Период диктатуры и подпольного существования новых и старых левых партий, многие лидеры которых были вынуждены отправиться в эмиграцию, привел к их идейно-политической трансформации, к расколам и принятию новых программных тезисов. Часть молодых миристов, оказавшись в эмиграции в Европе, поступила в Лувенский университет в Бельгии, являвшийся бастионом христианских демократов [10, р. 102]. Их деятельность и теоретический вклад в новую доктрину MIR были значительны и оказались схожими с эволюцией Паса Саморы, отказавшегося от идей революционного насилия и вовлеченного в политический круг европейской социал-демократии (впоследствии он был избран вице-президентом Социнтерна). В результате партия выработала реформистскую программу, что усилило тенденции к расколу и уходу революционного левого крыла.
35 Начало 1980-х годов ознаменовалось возникновением мощного массового индейского движения — катаризма, названного так по имени Тупака Катари — вождя крупнейшего индейского восстания XVIII в. Оно зародилось в конце 60-х годов в среде интеллектуалов-индеанистов. Это был вариант «новых левых» с особым этническим и социальным содержанием. В 1973 г. движение выпустило «Манифест Тиуанаку», в котором впервые ставились задачи национально-экономического освобождения индейцев в союзе с рабочим классом и беднейшими средними слоями. Катаристы считали себя частью общенационального движения за социальное освобождение, выступавшего за «включенность» индейского населения в новое мультикультурное общество Боливии, за крестьянский социализм [26, р. 187].
36 В 1979 г. катаристам удалось создать Единую профсоюзную конфедерацию крестьян Боливии (Confederación Sindical Única de Trabajadores Campesinos de Bolivia, CSUTCB) во главе с Хенаро Флоресом Сантосом, действовавшую в союзе с левыми партиями. Катаристская программа предусматривала построение децентрализованного и самоуправленческого государства, опирающегося на объединения ассоциативного труда и профсоюзы, которым отводилась роль новых органов власти [27, р. 17]. Идеи катаризма представлялись полезными миристам, искавшим контактов с последним [18, р. 92]. Результатом такого взаимодействия стала интеграция лидеров катаристов в креольскую политику, что проявилось в их редкой политической неразборчивости — предпочтении союза с более сильными, нежели MIR, партиями.
37

На пути к восстановлению демократии
38 В результате объединения антидиктаторских сил в период диктатуры Бансера родилось Демократическое и народное единство (Unidad Democrática y Popular, UDP). Формально оно было создано после подписания так называемого Пакта Каракаса — соглашения левого крыла MNR, ставшего самостоятельной партией — Левое националистическое революционное движение (Movimiento Nacionalista Revolucionario de Izquierda, MNRI), — во главе с экс-президентом Эрнаном Силесом Суасо (1952, 1956—1960, 1982—1985 гг.) и MIR Хайме Паса Саморы. К этому соглашению присоединились коммунисты, а также другие левые партии и движения. Как откровенничал впоследствии Пас Самора, он пошел на альянс с MNRI, поскольку только в этом союзе видел возможность оказывать влияние на крестьянство, а союз с PCB являлся средством связи с рабочим классом, главным образом горняками, чего невозможно было бы достичь, используя возможности MIR [13, р. 85].
39 В июле 1979 г. состоялись всеобщие выборы. Левые были представлены в победившей коалиции UDP. Вне блока осталась PS Марсело Кироги Санта Круса. В 1978 г. социалисты раскололись: левое крыло партии во главе с Кирогой создало Partido Socialista-1 (PS-1), а правое во главе с Гильермо Апонте сохранило прежнее название. На выборах последнее присоединилось к UDP. PS-1 отказывалась входить в блок, так как видела в нем переиздание «революционного национализма». Сами же социалисты порывали с политическим прошлым, говорили о будущих «возможных социализмах» в Боливии. Кирога предлагал левым объединяться вокруг его партии, оставив в прошлом старые обиды и разногласия [28, р. 415]. Перед лицом реальной угрозы прихода к власти UDP по результатам всеобщих выборов самые реакционные военные во главе с генералом Луисом Гарсиа Месой (1980—1981) 17 июля 1980 г. совершили государственный переворот (его еще называют «кокаиновым», поскольку он происходил при активной поддержке наркомафии). В его ходе был убит, в частности, М.Кирога Санта Крус.
40 В период наркодиктатуры лидер миристов Пас Самора по предложению панамского правителя генерала Омара Торрихоса, дружившего с Уго Бансером и высоко ценившего националистические взгляды последнего, пошел на переговоры со своим лютым врагом и бывшим диктатором с целью создать союз для свержения режима Гарсии Месы [18, р. 108]. Пас Самора уже тогда не видел никаких идейно-политических преград для соглашений любого рода.
41 После ряда переворотов и контрпереворотов военные передали власть UDP. Единство альянса удалось поддерживать очень недолго: MIR вышла из правительства. Политические кульбиты Паса Саморы не устраивали многих в партии, от которой откололся ряд групп. Движение распалось: за правым социал-демократическим, либеральным крылом во главе с Пасом Саморой пошла большая часть партии; левые создали две группы: Движение свободная Боливия (Movimiento Bolivia Libre, MBL) во главе с Аранибаром собрало все самые интеллектуальные кадры старого MIR; другая — синдикалисты, возглавленные Вальтером Дельгадильо — создала объединение MIR-Masas. Крах политики UDP привел к досрочным выборам 1985 г. На выборах Пас Самора стал третьим с 8,84%. Левым досталось не более 2,2% голосов. Это был неутешительный итог правления левоцентристской коалиции UDP.
42

От «новых левых» к новому времени
43 Изменение настроений в обществе, общее поправение масс и дискредитация самой идеи левонационалистического варианта развития при сотрудничестве марксистских партий и профсоюзов привели к глубокому кризису на левом политическом фланге. Множились расколы в старых партиях, возникали и исчезали новые группы и блоки партий. В действительности все левые искали новые инструменты в политике в условиях не только своего поражения на выборах, но и при фактической ликвидации профсоюзов горнорудных рабочих — бастиона левых партий.
44 Крах UDP стал концом не только всех «старых» левых Боливии, но и «новых левых» партий. С проведением правительством В.Паса Эстенссоро неолиберальной политики влияние «социал-демократической» партии MIR, политический проект которой разделяли многие боливийцы, было подорвано тем, что она молчаливо приняла общий экономический курс. Переход MIR в категорию институционных партий, готовых на самые невероятные компромиссы и союзы, не мог не привести к выходу из нее левых фракций, которые ставили задачу вернуться к прежним идеалам и вновь объединиться под революционными знаменами [29, р. 64].
45 То, что осталось от прежнего объединения MIR — Левое революционное движение —Новое большинство (MIR—Nueva Mayoría) Паса Саморы, — эволюционировало в сторону популизма, сохранило социал-демократический дискурс, при этом вступая в беспринципные союзы с правыми партиями [30, р. 136]. Объединение покинуло левый лагерь. Пас Самора выдвинул идею «боливийской трансформации», включавшей в себя и наследие прошлых революционных теорий, и прагматический взгляд на «новую проблематику», которая никак не была связана с идеологией партии и не вытекала из ее программы, а представляла собой широкий процесс постоянных и прогрессивных изменений. Лидер MIR—Nueva Mayoría признавал, что четкого представления о том, какую демократию надо создавать, не существует — «оно появится само в процессе политического развития» [31, рр. 147-149]. Он открыто заявлял о своем политическом прагматизме и «всеядности», якобы при сохранении верности прежним, левым идеалам. С середины 1980-х Пас Самора провел полную «деидеологизацию» партии.
46 Перед угрозой усиления оппозиции в обществе в отношении системы «пактовой демократии», одним из основателей которой был MIR—Nueva Mayoría, и перед лицом появления нового гегемона в боливийской политике — политического индеанизма — Пас Самора сделал поворот влево: он выступил с новым политическим проектом «тотальной (целостной) Боливии», проектом создания политического инструмента, который включал бы в себя все социальные и этническо-культурные группы в общем деле строительства новой страны. Понимая, какие политические тренды преобладали на тот момент, Пас Самора объявил о том, что «двери» партии открыты для индейской молодежи [18, р. 91]. Однако было поздно, потому что эту задачу уже решили другие политические силы, а MIR—Nueva Mayoría и сам Пас Самора исчезли с политической сцены.
47 Один из последних осколков «новых левых» — MIR-Masas В.Дель-гадильо — пытался вернуть революционное содержание объединения. Целью этой партии было создание нового социал-революционного блока как прообраза общей левой партии [32, рр. 73-74]. В программе, принятой в марте 1986 г., утверждалос: «Социал-революционный блок — это сложная и противоречивая система межклассового и межкультурного единства всех эксплуатируемых зависимым капитализмом классов и культур, то есть — рабочих, крестьян-кечуа, аймара, гуарани и других, а также средних слоев, которые связаны между собой экономическими, социальными, политическими и культурными интересами, входящими в единый проект национального и социального освобождения. Социал-революционный блок является материальной опорой народной воли, а следовательно — существенным фактором превращения боливийского пролетариата в национальный класс» [29, р. 30].
48 С конца 80-х годов левомарксистское крыло миристов потерпело поражение в собственном движении, пошло на союз с другими мелкими левыми партиями, прервав миристскую традицию «новых левых», но заложив при этом фундамент для появления совершенно нового, альтернативного традиционной политике объединения левого индеанизма, связанного с именем Эво Моралеса.
49 Созданная левыми миристами и коммунистами в феврале 1986 г. Ось патриотической конвергенции (Eje de Convergencia Patriótica, ECP) подвергла резкой критике исторический опыт боливийских левых, фокизм, электорализм и синдикализм [33, р. 28]. В программе этой партии были сформулированы принципы, которые отчасти будут положены в основу движения Э.Моралеса и эпохи «культурной и демократической революции» 2000-х годов. Речь шла о том, что помимо потерпевшей крах тактики левых, поражение переживали и формы революционной организации: партия, движение и единый фронт. Отсюда — предложение нового политического инструмента, свободного от бюрократизма и сектантства предшествующих форм организации. Руководство, авангард должны были играть синтезирующую роль для автономного движения масс; предлагалось создать партию народных движений [33, рр. 35-37]. Это была важная декларация для понимания вызревания нового видения организации левых сил в новых политических условиях, что станет реальностью в XXI в.
50 Политическая смерть левых в 90-е вызвала к жизни новые антисистемные течения, опиравшиеся на крестьянское, индейское движение и городских интеллектуалов. В 1986 г. появляется марксистская группа Альваро Гарсии Линеры, будущего вице-президента страны, которая после поражений рабочего движения в эти годы ищет нового субъекта революции в лице индейского крестьянства [34, р. 112]. Не только Гарсиа Линера, но и различные представители «новых левых» 60—70-х годов в условиях деиндустриализации и поражения обреризма в левом лагере обратили свои взоры к потенциально антисистемному и революционному классу — индейскому крестьянству. Бывший мирист и основатель Espartaco П.Рамос Санчес в 1989 г. призывал обратить внимание на индейские народы как на опору будущей революции. На первый план выходили ценностные и культурные факторы, солидарность и коллективизм индейцев, их противостояние постоянно внедряемому капитализмом индивидуализму. Эти левые ввели в оборот модное у латиноамериканских «новых левых» понятие «национального народного проекта». Данный термин использовали и Савалета Меркадо и Рамос Санчес, а затем он был принят всем левым флангом боливийской политики. Суть его состояла в противопоставлении «революционному национализму» MNR и классово-обреристскому подходу традиционных марксистских партий, коммунистов и троцкистов более широкого термина — «народный». Впоследствии этот термин был развит и преобразован Гарсией Линерой в понятие «плебейская Боливия». Отсюда — широкий, не классовый, но культурно-социальный подход к понятию «народ», объединившему все угнетенные и исключенные из системы группы населения. Именно эти исключенные группы признавались революционными силами, основой будущей народной власти [35, р. 187]. Идейно-политические поиски старых «новых левых» готовили почву для радикальной смены парадигмы боливийской политики, появления мощного левого движения в XXI в., возглавленного Эво Моралесом.
51 Вся история поражения левых в 80—90-е годы в Боливии, резкое изменение их социальной базы заставили искать новые формы и новые социальные группы поддержки. Исчезновение традиционного горнорудного пролетариата после фактической ликвидации этой отрасли переориентировало левые силы на иных угнетенных — индейское крестьянство, представлявшееся единственной силой, способной противостоять неолиберальному капиталистическому проекту. Переосмысление собственного опыта и теории революции дали неожиданно хороший результат, выразившийся в создании новых политических форм мобилизации и идейных основ движения, приведшего к власти правительство Моралеса, объявившего начало «демократической и культурной революции» в Боливии, начало эпохи «других новых левых».

References

1. Meza Bazán M. La Nueva Izquierda y la competencia por la revolución en el Perú durante el gobierno de Velasco. 1968 – 1975. Izquierdas. Santiago, 2020, N 49, rr. 3160-3204.

2. Thompson E.P. La Nueva Izquierda. Contrahistorias. 2010, N 14, rr. 79-94.

3. Terán O. Nuestros años sesentas. La formación de la nueva izquierda intelectual argentina, 1956-1966. Buenos Aires, Cielo por Asalto, 1993, 288 r.

4. Ideas en el siglo. Intelectuales y cultura en el siglo XX latinoamericano. Oscar Terán coord. Buenos Aires, Siglo XXI, 2008, 424 r.

5. Hall S. Life and Times of the First New Left. New Left Review. N61, 2010. Available at: https://newleftreview.org/issues/ii61/articles/stuart-hall-life-and-times-of-the-first-new-left (accessed 17.02.2021).

6. Jeifets V., Jeifets L. ¿Moscow, Beijing or Havana? The Conflicts within the Latin American Left around the insurrectional struggle. Izquierdas, Santiago, 2020, N 49, rr. 2752-2776.

7. RGANI. F. 5, Op. 50, D. 692.

8. Mitre A. Consideraciones generales sobre las guerrillas de los años sesenta y setenta en América Latina. Políticas de la Memoria. N18. 2018/2019. Available at: https://ojs.politicasdelamemoria.cedinci.org/index.php/PM/article/view/9 (accessed 18.02.2021).

9. Camacho Peña A., Camacho Calizaya F., Moeller Schroeter H. El MIR histórico en la recuperación y construcción de la democracia contemporánea. 1964-1984. S.l., Impresión digital SRL, 2018, 726 p.

10. Montaño Daza C. De Paz a Paz. Historia del MIR. La Paz, Bolivia Dos Mil, 1990, 202 r.

11. Suárez H.J. ¿Ser cristiano es ser de izquierda? La Paz: Muela del Diablo, 2003, 210 r.

12. Peñaranda del Granado S., Chávez O. El MIR entre el pasado y el presente. La Paz, Latina, 1992, 535 r.

13. Campero A. Jaime Paz Zamora. El pragmático que venció al idealista. Nueva Sociedad. N118, 1992. Available at: https://nuso.org/articulo/jaime-paz-zamora-el-pragmatico-que-vencio-al-idealista/ (accessed 02.03.2021).

14. René Zavaleta Mercado. Ensayos, testimonios y revisiones. Maya Aguiluz Ibarguen, Norma de los Ríos Méndez coord. México, Flacso, 2006, 296 r.

15. Tapia L. La producción del conocimiento local. Historia política en la obra de René Zavaleta. La Paz, Muela del diablo, 2002, 465 r.

16. El MIR construye una vanguardia. Punto Final. Suplemento. Santiago de Chile. N 157, 9 de mayo de 1972, pp. 22-24.

17. Bolivia Libre. Boletín informativo especial. Madrid, 1981 (mimeo), 4 p.

18. Brockmann E., Aparicio F. Partidos políticos y democracia. El MSM y el MIR bajo la lupa. La Paz, FES, 2012, 273 r.

19. Dunkerley J. Rebelión en las venas. La lucha política en Bolivia 1952-1982. La Paz, Plural, 2003, 478 r.

20. Rodas Morales H. Marcelo Quiroga Santa Cruz. El Socialismo vivido. La Paz, Plural, 2008, t .2, 840 p.

21. Cajias L. Juan Lechín. Historia de una leyenda. La Paz, Los amigos del libro, 1994, 453 r.

22. RGANI. F. 5, Op. 63, D. 721.

23. RGANI. F. 5, Op. 69, D. 720.

24. RGANI. F. 5, Op. 64, D. 686.

25. Trotskismo y lucha armada en Bolivia. Entrevista a Hugo González Moscoso. Entrevista realizada por Diego Cano. 22 de noviembre de 2009, Cochabamba, Bolivia. Available at: http://www.cedema.org/ver.php?id=5016 (accessed 01.03.2021).

26. Rivera Cusicanqui S. Oprimidos pero no vencidos. Luchas del campesinado aymara y quechua. La Paz, Hisbol, 1986, 225 r.

27. Ley agraria fundamental. La Paz, s.d., 1984, 20 r.

28. Quiroga Santa Cruz M. Hablemos de los que mueren. México, Tierra del fuego, 1984, 420 r.

29. Teoría y acción. Nueva época. N3. I Congreso nacional. Tesis programática y resoluciones. La Paz, CONALFAP, 1986, 67 p.

30. Yaksic Feraudy F. La Izquierda en Bolivia: anacronismo o transformación. Autodeterminación. La Paz, 1988, N 5, pp. 131-136.

31. Paz Zamora J. Nueva mayoría y proyecto nacional del MIR en Bolivia. Nueva Sociedad. 1989, N 101. Available at: https://nuso.org/articulo/nueva-mayoria-y-proyecto-nacional-del-mir-en-bolivia/ (accessed 03.03.2021).

32. Delgadillo W. En torno a la crisis, el proyecto de refundación capitalista-dependiente y las alternativas del movimiento popular. Reflexiones del movimiento obrero. La Paz, CUT, 1987, 80 p.

33. Teoría y acción. Nueva época. N 2. Propuesta del MIR Masas al Eje de Convergencia Patriótica. La Paz, CONALFAP, 1986, 90 p.

34. Stefanoni P. “Qué hacer con los indios...” Y otros traumas irresueltos de la colonialidad. La Paz, Plural, 2010, 175 r.

35. Ramos Sánchez P. El proyecto nacional popular. La Paz: Andegráfica imp., 1989, 188 r.

Comments

No posts found

Write a review
Translate