В вооруженном конфликте у реки Халхин-гол в мае—августе 1939 г. между советско-монгольскими и японо-маньчжурскими войсками на стороне японцев сражались русские эмигранты, служившие в отряде Асано. Об их участии в боях можно узнать из российской эмигрантской прессы того времени¹. Ценным источником информации о привлечении эмигрантов к боевым действиям являются личные дела участников тех событий, ныне хранящиеся в российских архивах². В зарубежной историографии можно выделить работы П. Балакшина, Дж. Стефана, Нисихара Юкио³. В отечественной историографии проблемы российской эмиграции в Китае и Маньчжурии долгое время почти не освещались. Лишь начиная с 1990х годов к ним возник устойчивый интерес исследователей⁴.

В ходе боев у реки Халхин-гол погиб Михаил Натаров, один из военнослужащих отряда Асано, входившего в состав маньчжурских воинских формирований. Его имя стало использоваться прояпонскими эмигрантскими организациями в пропагандистках целях — для нагнетания антисоветских, антикоммунистических, антикоминтерновских настроений в среде российских эмигрантов. Анализ того, как использовали имя Натарова в антисоветской пропаганде, позволяет понять, в каком информационном поле жили российские эмигранты, что требовали от них японо-маньчжурские власти, а также общую обстановку в Харбине того времени. Особенно важный вопрос: насколько эта пропаганда была эффективной и позволяла японской администрации рассчитывать на существенный приток русских добровольцев в ряды маньчжурской армии.

После окончания гражданской войны на Дальнем Востоке в 1922 г. часть бывших подданных Российской империи осела в Китае. Основным местом расселения российских эмигрантов была Маньчжурия — северо-восточный регион Китая. Здесь со времен строительства Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) проживала значительная русская диаспора. Неофициальной столицей российской эмиграции был город Харбин. В 1931 г. в Маньчжурию вторглись японские войска, и в 1932 г. на этой территории было создано марионеточное государство Маньчжоу-го, находившееся под полным контролем японских военных властей. В то время в Маньчжурии проживало 110 тыс. русских эмигрантов, к 1938 г. их численность снизилась до 58 тыс. человек⁵. Это во многом было связано с нежеланием эмигрантов подчиняться тем правилам, которые были установлены новыми властями. Большинство эмигрантов уехали в Шанхай и другие города Китая, которые были не подконтрольны японским властям. Вся деятельность российских эмигрантов в Маньчжурии контролировалась органами Японской военной миссии (ЯВМ). В 1934 г. по распоряжению ЯВМ в Харбине было создано Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжоу-го (БРЭМ)⁶, которое должно было контролировать и управлять русской диаспорой в регионе. В конце 1935 г. на учете в Бюро состояли 23 500 человек и 163 эмигрантские организации⁷.

В среде российских эмигрантов в начале 1930х годов преобладали в основном антисоветские настроения, чем и воспользовались японские власти. При содействии БРЭМ российские эмигранты стали привлекаться на службу в различные военизированные подразделения. Вначале это была горно-лесная и железнодорожная полиция, а в 1938 г. таким формированием стал отряд Асано. Свое название отряд получил по имени командира — майора японской армии Асано Макото. Служба в этих военизированных формированиях была добровольной, но отбор проводили сотрудники БРЭМ. Военнослужащие получали денежное содержание. Так, у офицеров был довольно высокий оклад: обер-офицеры — от 1400 тыс. до 2160 тыс. гоби (денежная единица Маньчжоу-го, 1 гоби равнялся 1 иене. — Е.Я.) в год, штабные офицеры — от 2760 тыс. до 4580 тыс. гоби в год⁸. Отряд Асано был создан для проведения диверсионной и разведывательной деятельности на границе между Маньчжоу-го и СССР, местом расположения отряда стали казармы вблизи железнодорожной станции Сунгари-2⁹ Именно с этим отрядом и связал свою судьбу Михаил Натаров. Михаил Александрович Натаров родился 18 февраля 1918 г. в Китае, на железнодорожной станции Бухэду. Родители Натарова были служащими КВЖД. Еще ребенком он потерял родителей и остался сиротой на попечении родственников. В 1931 г. Михаил поступил в 1ю железнодорожную гимназию, но из-за финансовых трудностей вынужден был бросить учебу. В 1934 г. он поступил и через год окончил 1е русское реальное училище. Там он вступил в спортивное общество «Витязь». Родившись и живя вне своей исторической родины, Михаил, тем не менее, был воспитан патриотом России, настроенным решительно антикоммунистически. В политическом отношении Михаил Натаров называл себя монархистом¹⁰. Надеясь найти какую-то работу или пойти на военную службу, Натаров прошел краткосрочные радиотехнические курсы в Харбине. В 1937 г. он поступил на службу в горно-лесную полицию, а уже оттуда попал в разведывательно-диверсионный отряд Асано, где дослужился до чина младшего унтер-офицера. Во время тяжелых боев у Номонхана¹¹ группу асановцев-связистов направили на опасный участок. Согласно советским документальным источникам в те дни это был район Номон-Хан-Бурд Обо. Именно в этом районе шли тяжелые бои на земле и в воздухе¹². Связистами отряда Асано командовал майор Ниимура Мацуити¹³. Кроме Натарова в группу асановцев, действовавших на фронте, вошли подполковник Н.Б. Коссов, рядовые и унтер-офицеры В. Тырсин, А. Поротников, Г. Ефимов, С. Козловский, Б. Цыганков¹⁴. В ходе боев был ранен и контужен Н.Б. Коссов, которого отправили на лечение в Японию¹⁵.

22 июля 1939 г. русские асановцы понесли единственную потерю среди личного состава — в бою был убит Михаил Натаров¹⁶. На личной книжке Натарова написано: «Убит под Номонханом»¹⁷. Сразу после гибели началась героизация образа Михаила Натарова. Вот как спустя несколько лет возвышенно описывал его гибель подполковник армии Маньчжоу-го Гурген Наголен¹⁸: «Юноша-воин пал смертью храбрых на боевом посту, во время исполнения им ответственного задания. Он мог спасти свою жизнь, перейдя во время бомбардировки в безопасное место, но не счел для себя это возможным. На предложение уйти из сферы огня Михаил Натаров ответил: “Моё место здесь”, и продолжал выполнять свои обязанности под градом бомб. Несколько минут спустя одна из бомб прервала жизнь юного рыцаря долга и чести»¹⁹. Имя Натарова на протяжении последующих лет БРЭМ использовало для проведения как мемориальных, так и антисоветских агитационно-пропагандистских мероприятий среди российских эмигрантов.

27 августа 1939 г. состоялось торжественное захоронение праха М.А. Натарова. При значительном скоплении русских эмигрантов была устроена пышная церемония с выносом гроба и траурным шествием. Впереди процессии один из асановцев нес посмертную награду Натарова — японский Орден Восходящего Солнца 8й степени, которую очень редко получали иностранцы. Отпевание усопшего совершили священники Русской православной церкви заграницей архиепископы Мелетий и Нестор, епископ Ювеналий. Архиепископ Мелетий призвал молиться за душу убиенного воина. Натаров был захоронен в ограде Свято-Николаевского собора в Харбине. На похоронах присутствовали кроме сослуживцев представители ЯВМ во главе с генералом Хата Хикасибуро, высшие чины маньчжурской армии, представитель «Общества согласия», общественной организации созданной в Маньчжоу-го, Р. Като, руководство БРЭМ во главе с генералом В.А. Кислициным. Натаров был объявлен героем, павшим в борьбе с Коминтерном. Като заявил, «что кровь пролитая Натаровым, крепит единение всех народов Маньчжу-Ди-Го»²⁰. 3 сентября 1939 г. в своем обращении к российской эмиграции Кислицин объявил день похорон Натарова «днем памяти героев». Следующим этапом стал сбор денег для памятника борцам с Коминтерном²¹.

Сбором средств на памятник занимались активистки Русского сектора созданного в 1939 г. Женского общества обороны Маньчжоу-Го, которое было призвано оказывать содействие маньчжурской армии. Руководительницей Русского сектора была О.В. Кислицина²², супруга начальника БРЭМ. 7 ноября 1940 г., в отмечаемый русской эмиграцией «день скорби и непримиримости»²³ состоялась закладка памятника, а 8 июня 1941 г. он был открыт. Авторами памятника стали архитекторы Н.И. Захаров и П.С. Свиридов. Памятник представлял небольшую часовню в русском стиле и располагался на Соборной площади напротив Свято-Николаевского собора в Харбине. Внутри часовни-памятника был помещен саркофаг, в котором находились списки «героев, павших в борьбе с коммунизмом». Кроме имени Натарова в нем были имена знаменитых военачальников Белого движения — адмирала А.В. Колчака, генералов Л.Г. Корнилова, В.О. Каппеля и др.²⁴ На торжественном открытии памятника присутствовали начальник ЯВМ в Харбине генерал Янагита Гэндзо, все руководство БРЭМ во главе с генералом В.А. Кислициным, который выступил с речью. В ней он почтил память последнего российского императора Николая II, всей царской семьи, воинов Белого движения и японских солдат, сражавшихся в Особом маньчжурском отряде атамана Г.М. Семенова. Кислицин особо отметил гибель Натарова: «Мы вспоминаем сегодня русского юношу-героя Михаила Натарова, жизнью своей заплатившего долг благодарности приютившей нас стране за всех нас»²⁵. Памятник стал центром проведения антикоммунистических манифестаций, панихид. Так, 7 ноября 1941 г. в Свято-Николаевском соборе и у памятника была проведена торжественная панихида по всем жертвам Русской смуты²⁶. Такие панихиды устраивались ежегодно, 8 июня, в день открытия памятника и 7 ноября, в «день скорби и непримиримости»²⁷. Могила Натарова также не была забыта. Еще до открытия памятника, 21 апреля 1941 г., русские курсанты добровольческих отрядов «Общества согласия», государственной организации Маньчжоу-Го, посетили могилу «героя Номонхана» и возложили венок. Курсантов сопровождали инструктор по военной подготовке подполковник Н.Б. Коссов, его помощник Е.А. Юрин, чиновники особого отдела «Общества согласия» Онака, Мияма, В.С. Абрамов, Л.В. Вашута, В.С. Барышников и др.²⁸

Ежегодно ко дню гибели Натарова в русскоязычной эмигрантской прессе выходили посвященные ему заметки и статьи. В первую годовщину была опубликована статья начальника БРЭМ генерала В.А. Кислицина, в которой он называл Натарова примером высшей доблести и служения долгу. Возвеличивание и создание культа Натарова среди российских эмигрантов в Маньчжурии не прекратилось и после заключенного в апреле 1941 г. Пакта о нейтралитете между Японией и СССР. В связи с этим событием начальник ЯВМ генерал Янагита заверил, что отношение к русской эмиграции останется неизменным, призвав сплотиться вокруг ЯВМ²⁹. В 1941 г. в главном печатном органе БРЭМ, газете «Голос эмигрантов», вышла статья К. Воеводина «Светлой памяти героя. К 2-летию гибели М. Натарова». Автор напомнил, с какой искренней скорбью эмиграция прощалась с героем. Он подчеркнул, что образ Натарова «…стал для русской эмигрантской молодежи символом самоотвержения и доблести». В заключение Воеводин писал: «Два года истекло, но скорбь наша, вызванная этой потерей не заглохнет, пока русская эмиграция будет свято следовать отцовскому принципу своей идеологии — борьбе с коминтерном. Тень Михаила Натарова будет незримо вставать над нами и в те славные дни, когда мы втянемся в последний бой, который сокрушит коминтерн»³⁰.

В действительности же «отцовский принцип» в среде русской молодежи постепенно стал забываться. Как сообщал внедренный в ЯВМ агент ИНО ГУГБ И.С. Ильин³¹, молодое поколение всё больше сочувствовало своей исторической родине, на которую напал грозный враг³². В третью годовщину гибели Натарова, в июле 1942 г., в газете «Голос эмигрантов» вышла новая заметка «Памяти героя М. Натарова». Автор отметил, что Натаров, будучи больным, не покинул поля боя и пожертвовал своей жизнью ради борьбы с Коминтерном и своей второй родины. Пытаясь связать смерть Натарова с текущими событиями, он писал: «Для нашей молодежи он стал примером того, как надо любить Россию и отдавать за нее всё — вплоть до жизни. Теперь, под ударами молотов войны, Россия воскресает для новой жизни. Ей будут нужны Натаровы и наша эмигрантская молодежь должна знать это… Вместе с героями Армии Ниппон (Японии. — Прим. ред.) он сражался за общие идеалы и завещал эмиграции продолжить борьбу за великое дело — устройства Восточной Азии, и всего мира на началах справедливости и добра»³³. По свидетельству агента И.С. Ильина, пропаганда «героя» Номонхана Натарова никак не повлияла на умы большинства эмигрантов. Антисоветский настрой в среде российской эмиграции постепенно ослабевал³⁴. Представители ЯВМ, понимая это, еще более усилили пропагандистскую обработку эмигрантов, в том числе продолжая использовать имя Натарова.

В конце 1943 г. М.А. Натаров был посмертно награжден правительством Маньчжоу-го еще одной медалью «За участие в пограничных инцидентах»³⁵. Медаль³⁶ была учреждена императорским эдиктом № 310 от 25 ноября 1940 года³⁷, т.е. уже после его гибели. Эту награду вручали в основном военнослужащим Японской императорской армии и армии Маньчжоу-го, принимавшим участие в сражениях у реки Халхин-Гол в мае—августе 1939 г.³⁸ Медаль была передана руководству БРЭМ, которое вручило ее ближайшей родственнице Натарова, его старшей сестре Людмиле Александровне Котеговой-Македонской. Торжественную церемонию 16 декабря 1943 г. провел новый начальник БРЭМ генерал Л.Ф. Власьевский. В своей краткой речи он сказал, что «герой Михаил Натаров будет всегда служить примером для российской эмигрантской молодежи»³⁹. Котегова-Македонская в дальнейшем постоянно подчеркивала, что она сестра героя, пытаясь таким образом получить хоть какие-то выгоды от этого родства. Ей удалось устроиться на работу в БРЭМ машинисткой, а затем она перешла работать в Союз русских резервистов армии Маньчжоу-го⁴⁰.

Одно из последних упоминаний о Натарове относится к 1944 г. В пятую годовщину со дня гибели Натарова, 22 июля 1944 г., прошла очередная панихида. Около могилы Натарова собрались начальник Союза русских резервистов армии Маньчжоу-го подполковник Г. Наголен, бывший командир отряда, на тот момент советник Союза русских резервистов⁴¹ полковник Асано, сами резервисты, а также православное духовенство. Панихиду совершили настоятель Свято-Николаевского собора протоирей Л. Викторов, протоиерей О. Светлов и протодиакон С. Коростель. В харбинской газете «Время» по этому поводу было напечатано: «Имя Михаила Натарова лучшего представителя эмигрантской молодежи, навсегда запечатлелось в русских сердцах и вписано в историю борьбы с коммунизмом. Героическая смерть юноши-воина на фронте под Номонханом при исполнении им ответственного задания, окружила его имя ореолом славы»⁴². Больше никаких упоминаний о Натарове как примере для молодого поколения в эмигрантской прессе нами не было выявлено. Хотя о российском воинском формировании армии Маньчжоу-го (преемнике отряда «Асано». — Е.Я.) писали на протяжении 1944–1945 гг.⁴³

Памятник борцам с Коминтерном, а также могила Натарова просуществовали до августа 1945 г. В ходе скоротечной августовской войны между Японией и Советским Союзом части Квантунской армии были разгромлены, и 19 августа 1945 г. в Харбин вступили солдаты Красной армии. Для них Натаров был врагом, поэтому памятник взорвали, а могилу уничтожили⁴⁴. На месте бывшего памятника поставили новый — советским воинам, павшим при освобождении города⁴⁵. Таким образом, японская военная миссия на территории Маньчжоу-го, являясь проводником милитаристской государственной политики, стремилась настроить все население фактически оккупированной Маньчжурии против СССР, создать надежную базу для формирования и пополнения вспомогательных военизированных отрядов маньчжурской армии и обеспечить лояльность жителей в случае развязывания боевых действий. Для разных групп населения — китайцев, корейцев, русских и др. — использовались отдельные, специально созданные агитационно-пропагандистские структуры, в своей работе учитывавшие национальную самобытность и отличия — религиозные, культурно-языковые, бытовые и др.

В пропагандистской деятельности среди русского населения Маньчжурии японская администрация опиралась на Бюро русской эмиграции (БРЭМ), Женское общество обороны и священнослужителей Русской православной церкви. Но пропагандистская «машина» испытывала явный недостаток в конкретных примерах, которые могли бы стимулировать антисоветские настроения в эмигрантской среде. Поэтому японские власти так активно принялись «раскручивать» русских участников боевых действий в Монголии в 1939 г., прежде всего погибшего на поле боя М. Натарова: началось создание культа юного героя, павшего в борьбе с коммунизмом. Но со временем поддерживать слабеющий интерес к этим людям и этим событиям становилось все труднее. Гибель М. Натарова стала забываться, особенно на фоне развернувшихся грандиозных сражений и проявлений массового героизма русского народа в Великой Отечественной войне.

Попытки мобилизации эмигрантской среды на поддержку Японии особым успехом не увенчались, так как апеллировали к ценностям, не разделявшимся эмигрантской средой. Большинство русских эмигрантов искренне переживали за свою историческую родину, ведущую справедливую освободительную войну, и вовсе не хотели сражаться и умирать за Японию, союзника фашистской Германии. Что и проявилось в конце войны, когда вооруженные формирования из русских эмигрантов — русские воинские отряды армии Маньчжоу-го разбежались, а часть офицерского состава перешла на сторону Красной армии. Гражданское же население, в том числе и русские жители, приветствовали советских воинов как освободителей.